курс актерского мастерства. домашнее задание 1

Подбор произведений для сценической речи был и сложным, и легким одновременно.

Легким был в отношении всех стихотворных форм.

А вот прозу и монолог было подобрать сложно. Я искала в интернете советы. Благо есть информация и на форумах, и вконтакте.
Главные критерии такие:
- отрывок должен нравится
- нужно знать все произведение (о чем)
- отрывок должен по органике, внешности, возврасту подходить исполняющему, так как нужно взять самый выиграшный для исполнителя материал, чтобы он расскрывал его в лучшем свете. Например, несимпатичной девочке не исполнить монолог "Одарки" из "Ночь перед Рождеством" Гоголя.

В общем, мне пришлось тяжело с поиском. И классика с ее преувеличинным трагизмом мне вообще не подошла!

В результате выбрала с форума вконтакте чудный монолог из фильма "Небо над Берлином", а прозу из рассказа Духовой ее книги "Игры в любовь". Когда-то читала, и мне очень понравилось.

Вообще, выбор произведений много говорит о человеке, и я про себя поняла, что я никак не трагидийная актриса с заламыванием рук. По крайней мере, пока.

Вот ниже что я выбрала
.

Эдуард Асадов

Как много тех, с кем можно лечь в постель,

Как мало тех, с кем хочется проснуться…

И утром, расставаясь улыбнуться,

И помахать рукой, и улыбнуться,

И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,

Пить утром кофе, говорить и спорить…

С кем можно ездить отдыхать на море,

И, как положено — и в радости, и в горе

Быть рядом… Но при этом не любить…

Как мало тех, с кем хочется мечтать!

Смотреть, как облака роятся в небе,

Писать слова любви на первом снеге,

И думать лишь об этом человеке…

И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,

Кто понимает с полуслова, с полу взгляда,

Кому не жалко год за годом отдавать,

И за кого ты сможешь, как награду,

Любую боль, любую казнь принять…

Вот так и вьётся эта канитель —

Легко встречаются, без боли расстаются…

Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.

Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться.
__________________________________________________________________________________

Олена Теліга, ЛІТО

Топчуть ноги радісно і струнко
Сонні трави на вузькій межі,
В день такий — віддатись поцілункам,
В день такий — цілим натхненням жить!

П’яним сонцем тіло налилося,
Тане й гнеться в ньому, мов свіча;
І тремтить схвильоване колосся,
Прихилившись до мого плеча.

В сотах мозку, золотом прозорим,
Мед думок розтоплених лежить,
А душа вклоняється просторам
І землі за світлу радість — жить.

І за те, що стільки уст палило
І тягло мене вогнем спокус,
І за те, що замінить несила
Ні на що — твоїх єдиних уст.

___________________________________________________________________________________

Павло Глазовий, НАШІ ХЛОПЦІ 

Іде вуйко Хрещатиком -  
Приїжджа людина.  
Запитує у зустрічних:  
- А котра година?  
Перехожі пробiгають,  
Позиркують скоса.  
Той рукою вiдмахнеться,  
Той відверне носа.  
А тут раптом двоє негрів  
Вийшли з гастроному.  
Один глянув на годинник:  
- Зараз чверть на сьому.  
Вуйко низько поклонився.  
- Дякую, шановнi!  
Значить, є ще у столиці  
Україномовні.  

___________________________________________________________________________________

Михалков, СЛОН-ЖИВОПИСЕЦ

Слон-живописец написал пейзаж,

Но раньше, чем послать его на вернисаж,

Он пригласил друзей взглянуть на полотно:

Что, если вдруг не удалось оно?

Вниманием гостей художник наш польщен!

Какую критику сейчас услышит он?

Не будет ли жесток звериный суд?

      Низвергнут? Или вознесут?

Ценители пришли. Картину Слон открыл.

Кто дальше встал, кто подошел поближе.

       "Ну, что же, - начал Крокодил, -

Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу..." -

"Что Нила нет, в том нет большой беды! -

Сказал Тюлень. - Но где снега? Где льды?" -

"Позвольте! - удивился Крот. -

Есть кое-что важней, чем лед!

Забыл художник огород". -

"Хрю-хрю, - прохрюкала Свинья, -

Картина удалась, друзья!

Но с точки зренья нас, свиней,

Должны быть желуди на ней".

Все пожеланья принял Слон.

Опять за краски взялся он

И всем друзьям по мере сил

Слоновьей кистью угодил,

Изобразив снега, и лед,

И Нил, и дуб, и огород,

И даже - мед!

(На случай, если вдруг Медведь

Придет картину посмотреть...)

Картина у Слона готова,

Друзей созвал художник снова.

Взглянули гости на пейзаж

И прошептали: "Ералаш!"

_________________________________________________________________________________

Глибов, Коник-стрибунец

У степу, в траві пахучій,
Коник, вдатний молодець,
І веселий, і співучий,
І проворний стрибунець,
Чи в пшениченьку, чи в жито,
Досхочу розкошував
І цілісінькеє літо,
Не вгаваючи співав;
Розгулявся на всі боки,
Все байдуже, все дарма…
Коли гульк — аж в степ широкий
Суне злючая зима.
Коник плаче, серце мліє;
Кинувсь він до Мурав’я:
— Дядьку, он зима біліє!
От тепер же згину я!
Чуєш — в лісі ворон кряче,
Вітри буйнії гудуть?
Порятуй, порадь, земляче,
Як се лихо перебуть!
— Опізнився, небораче,—
Одказав земляк йому,—
Хто кохав життя ледаче —
Непереливки тому.
— Як же в світі не радіти?
Все кругом тебе цвіте,—
Каже Коник,— пташки, квіти,
Любе літечко на те;
Скочиш на траву шовкову —
Все співав би та співав.—
На таку веселу мову
Муравей йому сказав:
— Проспівав ти літо боже,—-
Вдача вже твоя така,—
А тепер танцюй, небоже,
На морозі гопака!

_____________________________________________________________________________________

Петер Хандке

Небо над Берлином
Когда я была ребенком, я ходила, опустив руки…
Я хотела, чтобы ручеек был рекой, река — бурным потоком, а эта лужа морем.
Когда я была ребенком, я не знала, что я ребенок.
Когда я была ребенком, это было время вопросов:
Почему я — это я, и почему я — это не ты?
Почему я здесь, почему не там?
Как получается, что до того как я стала той, кто я есть, меня не было, и что однажды я перестану быть той, кто я есть?
Когда я была ребенком, я терпеть не могла шпинат, зеленый горошек, рисовую кашу и вареную цветную капусту. А теперь я все это ем и не потому что меня заставляют…
Когда я была ребенком, я однажды проснулась в чужой постели, а теперь...
Тогда многие люди казались мне красивыми, а теперь — лишь некоторые.
Я имела ясные представления о рае, а теперь лишь догадываюсь о нем.
Тогда я не думала о небытие, а теперь трепещу перед ним.
Когда я была ребенком, вся моя жизнь была вдохновенной игрой, а теперь вдохновение лишь иногда посещает меня, вас.
Когда я была ребенком, мне хватало яблок и хлеба, чтобы наесться.
Так было всегда. Когда я была ребенком, ягоды сами падали мне в руки, как это делают только ягоды. И так было всегда.
Неспелые орехи пощипывали мне язык. Так было всегда.
Забравшись на гору, я мечтала забраться на другую, еще выше.
А попав в какой-нибудь город, мечтала оказаться в другом, еще большем. Так было всегда.
Забравшись на дерево, я тянула руку к вишням, и испытывала восторг такой же, как сейчас.
Стеснялась незнакомых людей так же, как сейчас.
Когда я была ребенком, я метнула в дерево палку, как копье, и она до сих пор дрожит.

______________________________________________________________________________________

Проза

Духова  из рассказа «Мое сентябрьское счастье»

А однажды в сентябре мама вдруг решила стать виноделом. На даче у подруги неожиданно созрел синий виноград. И никто не знал, куда его деть. Поэтому у нас на балконе появилось шесть ведер с виноградом, книга по изготовлению домашнего вина и мешок сахара. Мама читала книгу две недели. Виноград уже начал портиться и бродить, когда она решилась:

— Все! Сегодня мы ставим вино. Если получится — купим летом дачу и высадим виноград. Чем мы хуже французов?!

Мы с папой хотели сказать чем — климатом. Но вовремя промолчали.

Две двадцатилитровые бутыли стояли в теплой кухне и не проявляли признаков брожения. Мама забеспокоилась и начала звонить знакомым виноделам. Слава богу, не во Францию. Ей посоветовали сделать на горлышках индикатор. Чтобы она знала по бульканью или свисту, что процесс пошел. Но мама же — гений виноделия! Она надела на каждое горлышко по хирургической перчатке.

Сначала перчатки висели уныло и неподвижно. И мы уже стали забывать про вино. Даже бутыли перетащили в кладовку, чтобы мама не расстраивалась. И вдруг, однажды утром, она ворвалась на кухню с радостным криком:

— Ребята! Левый мизинец распух, а правая ладонь немного подергивается!

Мы с папой тревожно переглянулись и уставились на мамины руки в поисках признаков страшной болезни. Но она потащила нас в кладовку наблюдать за распуханием перчаток.

А на выходные приехала бабушка. Первые два дня мы суетились, подстраиваясь под ее распорядок дня и привыкая к развешанным на дверях комнат бабулиным халатам. В этот раз она привезла не весь свой гардероб, так что жизненное пространство еще оставалось.

В суете все забыли про вино, а ведь процесс брожения не останавливался не на минуту. На третий день бабушка, не подозревая о плохом, пошла в кладовку за банками, где прямо в лицо ей взметнулись гордые перчатки. Истошно крича, бабуля вихрем пронеслась на кухню:

— Рука!!! Руки!!! Две руки!!!

Папа проглотил спичку, которой задумчиво и расслабленно ковырял в зубах после ужина, а мама уронила на кота вилку.

Бабушка кричала, требовала от нас быстрых и разумных мер, а когда все выяснилось, оскорбилась и пожелала покинуть «этот дурдом, где нет места нормальному человеку». Напоследок, правда, тайно и мстительно разрезала ножницами все пальцы у перчаток.

Но вино все-таки получилось. Потом мы его долго переливали в бутылки поменьше, разлив половину. Соседи долго морщили нос, когда выходили в общий коридор — пока запах не выветрился. А ведь раньше у нас была репутация хоть и ненормальной, но все-таки весьма умеренно пьющей семьи.